Осенняя депрессия
Ноябрь, не могу согреться, в сердце пражская зима, подхваченная пару лет назад, цветет как черная роза, вру, как моровая язва, вся еда потеряла вкус, хоть сразу вари размоченную бумагу, всё пахнет мусором
Ноябрь, не могу согреться, в сердце пражская зима, подхваченная пару лет назад, цветет как черная роза, вру, как моровая язва, вся еда потеряла вкус, хоть сразу вари размоченную бумагу, всё пахнет мусором
Об этом уже говорили и писали очень много сотен раз и в сети, и в газетах, и по радио, но все повторяется, если люди верят вам, то они не будут задавать вопросов, а просто сделают то, о чем просят их мошенники.
Шесть лет назад, без одного-двух дней, я поняла это. Когда во мне происходила та самая огромная перемена: необратимая, пугающая, захватывающая метаморфоза материнства. Когда в послеоперационной палате одной рукой рассылала смски, а второй трогала беспрестанно свои неподвижные ноги, чужие, горячие, резиновые, как только что сваренные сосиски.
Сейчас будет о том, в кого Дуся такая общительная, обаятельная и социализированная. В Белграде пересаживаюсь на самолет до Подгорицы. Прохожу контроль. В сумке — крошечная бутылочка питьевой воды, про которую я забыла.
Если бы существовал конкурс «Самая недовольная баба в мире», мне кажется, я бы с легкостью выиграла региональный тур. Я всегда всем недовольна, особенно тем, что делаю сама. А сама я делаю практически всё, потому что никому не могу ничего доверить из боязни, что сделают хуже.
Вот так признаешься в любви Михаилу Афанасьевичу Булгакову, а тебя — бац, и спросят: а знаешь ли ты, как плохо, плохо, плохо он обошёлся с первой женой, нехороший он человек?
Есть такие люди, от которых можно услышать не только «мое творчество», но и «моя миссия», и даже, о ужас, «источник моей благодати». Мне трудно и незачем воспринимать их всерьез, они сами прекрасно себя всерьез воспринимают.